Ничего не ища, но с надеждой что – то найти

Казалось, горы затмевали небо, а небо падало на горы, так что до конца и не было понятно, кто за кого и зачем. Но было ясно, что это та картинка, тот момент, который будет проигрываться бесконечно долго перед глазами, застывая на мгновение, замедляя жизнь до отметки ноль секунд ноль минут в километр, в сантиметр мыслей и действий. Я мчалась по волнам, но не могла обогнуть весь мой призрачный корабль всем взглядом, я плыла и не плыла, я летела и нет. Перед глазами то и дело мелькали те же горы и мягкие облака, а сердце, сердце как же бушевало! Рука держалась за неизвестную часть корабля, вторая бездумно колыхалась от покачивания и морской силы. Рядом никого не было видно, и слышно, но присутствие было неподдельно ощутимым. Во снах всегда так. Никого нет, но чувства и себя не обманешь, где – то кто – то за спиной, или далеко впереди, прям перед глазами, да так, что не виден, всегда есть неизвестный, непонятный, успокаивающий и не дающий потеряться в своих снах. То же самое случилось и на большой грибной поляне. Да с такими грибами, что свет не видывал. Они сверкали, они освещали все вокруг и сразу ничего. Оттенки сливались в единую гармоничную палитру от пепельно розово - фиолетового, до сверкающего белого, но приглушенного от навалившегося на него ночного леса. Я шагала просто так, ничего не ища, но с надеждой что – то найти. Глыбы противоречий каждый раз наваливаются на плечи, когда сознание убегает далеко и как казалось бы на долго, но всего на каких –то восемь часов по стандартам и общепринятым мнениям. Восемь часов жизни не здесь, а за пределами, за гранью возможного и невозможного, чего только душа пожелает, а моя желает противоречий. Пусть там хоть леший бродит, но и не бродит. Он есть, но если распустить взгляд, отвернуться, то уже и след простыл. Просто поверить, что все это не есть настоящим, когда сон начинает уводить тебя уже не в твои дебри, а в свои, дремучие и неотвратимые. Грибная поляна была приглашением. Красивой обверткой,которая ведет и уводит, уносит своей красотой. Грибы разных размеров и цветов, но только светлых. Где – то их много, где – то мало. Каждый шаг осторожен, и скрывается в дыму леса, или это грибы говорят на своем языке, источая туман и тайну, зазывая прилечь, присесть, остановиться. Шаг, шаг, и еще шаг, недалеко послышался хруст, резкий поворот налево, замедленная версия событий, и все.
Я вижу старика. Сзади пылает, горит, извергается вечернее небо, красно – оранжевое, да такое яркое, что кажется я даже сквозь сон прищуриваю глаза, подставляю к ним руку, чтобы лучше видеть его, чтобы избежать слез, а то вот вот и польются. Так красиво. Его лицо в тени, а огромная шляпа из мха и всего возможного, что есть в лесу, и ягоды, и даже белки там перескакивают с ветки на ветки, и грибы разные при разные! И светлячки летают сонно, подсвеченные закатом. А мох.. он так светится, такой яркий, будто над ним постоянно парит легкий дождь, орошая его мелкие травинки, его лабиринты и тайные узоры. Всякие мошки, жучки, но до того добрые и на своем месте, там где надо, на шляпе, на голове у старика, с длиннющей бородой и добрыми строгими глазами. Видно его ноша была настолько тяжкой, что либо от старости либо от его лесной шляпы, он горбился и был ниже меня.  Я смотрела ему в глаза, на пороге своего дома, будто он вот так просто зашел в гости повидаться, сказать пару важных слов и не задерживаясь скрыться в ночном небе, ведь солнце уже близко к горизонту. Лесник смотрел живыми глазами, и проговорила только – нужно идти вперед.
И я пошла. Жизнь предлагала выбор, показывала нашептывала исходы событий, а я шла, слушаясь его.
Дошла до деревянного домика в лесу. Стояла зима и скрипучий снег, значит температура была далеко за нулевую отметку.
По обычаю я была не одна, но и одна. Кто-то шел сзади, не спереди. Хоть наши шаги играли в созвучность, но тени сзади не обманывали. Я шла вперед и вперед не считая шаги, было не холодно и я не спешила, зная, что это мое место и поблизости нет никого в моем 
мире, кроме меня и той тени. Дом был маленьким, с горящей печкой, свет огня от которой зазывал играть в театр теней на теплой деревянной стене напротив. У стены с права от входа, ближе к окну, стоял стол, тоже деревянный, и кресло с красным узорчатым непонятным покрывалом. А возле всего этого стояла наряженная в огоньки елка. И если присесть в твердое кресло, и видеть всю эту красоту.. Забыла! Там еще было открыто окно. Небольшая щель впускала в дом огромные не тающие снежинки, гардина качалась от легкого ветра, и было совсем не холодно. Здесь не играли свою роль законы природы, все было так как я хотела, даже то неудобное кресло, но оно напоминало, что в жизни ничего не может быть идеальным. Эту истину я всегда буду носить в себе даже убегая в придуманное. Это то, что делает нас людьми, равными.

Я вспоминала это все и уходила в свой снежный домик, когда грусть подбиралась все ближе и ближе. Это было моим укрытием, убежищем от плохого. И с тем, кто меня стережет в тени. Ложась в кровать, я представляла все это с самого начала, только шла другими дорогами, где-то через лес, где-то в пустынном замерзшем поле, которое освещала луна. Тогда я останавливалась, оборачивалась или поднимала голову и выпускала тепло из легких, смотря как исчезает мой кусочек жизни уносясь ввысь звездам и такой близкой луне.
Зима сменялась осенью, дорогами через цветочные поля, яблочными и красными грушевыми кустами.
Загадочные перекрестки, мой уверенный взгляд вперед, налево - нет, я там была, и мне там не нравилось. Значит все хорошо впереди. Мои руки касались ягод, которые бережно падали кому-то в руки, неизвестному помогающему. Поля сменились Домом Дождя. Казалось там, где стоял тот дом, только там и лил дождь, только там и были самые спелые, самые красивые фрукты и ягоды. Только там самая зелено - изумрудная листва деревьев и только там самая темная и глубокая земля на свете. И такая живая и мокрая, но не дающая в себя погрязнуть. Воздух был терпким на вкус от своей чистоты, стояло равновесие тепла и прохлады. Я заходила под огромное дерево покрывало, на нем висели красно - желтые ягоды, умытые свежим дождем. И снова мои шаги, я забиралась в то свое волшебное укрытие почти что леса, хоть и одного дерева, наклонившегося от веса плодов. А где-то рядом с другого дерева на землю падали снова яблоки и груши. Земля сохраняла им жизнь, не давая разбиться, а я смотрела на все вокруг и не верила насколько реальны, могут быть сны.
В другой момент я уже бегу от страха, от не помню чего, но бегу босиком. Добегаю до обросшего травой обрыва, и приходится прыгать, скатываться, держать пальцами руками крепко засевшие в земле корни травы.

Прыжок, цепкий и сильный, и я вешу над землей и в земле. Бесстрашно разжимаю руку, падаю и вижу там недалеко теплый розовый согревающий свет. Спокойствие будто оттуда кричало мне, звало, посылало своих человечков подбодрить меня на пути к тому месту. Я добежала. Успела. Я жива
Как и сейчас. Каждый раз словно маленькая жизнь, другая восьмичасовая неповторимая жизнь. Другие истории, но с теми же персонажами.

Большой стакан чая и вишневая слойка за четыре гривны, а иногда булочка с сыром и йогурт Машенька

Я ехала на встречу, ехала и совершенно без мыслей в голове смотрела в окно. В ушах играла очередная мелодия, на которую  уже не обращала внимания. Я ни на что не обращала внимание, вошла в глубокий ступор, молчание и безмятежность. Тот момент когда ни о чем не думаешь, и дыхание замирает, все тело замирает, а если и повиноваться кому, то только ветру. И все же, я смотрела в окно, мелькали сотни и тысячи деревьев, усталые от вечера домишки и люди, а взгляд мой вскользь и вскользь перепрыгивал яркие пятна жизни за окном. И потом случилось это. Я вдруг начала вспоминать дом где раньше жила с детства, начала вспоминать деревню, и проведенное там не одно лето. Начала вспоминать место где училась, и какое оно по ощущением, не стало, а было. Я вспомнила как ехала с учебы на троллейбусе, а солнце горело красным. Как облака словно теплые пуховые подушки шептали ты скоро будешь дома. Я вспоминала, как ездила  допоздна по магазинам, чтобы купить бумагу, краски и что угодно, для завтрашнего дня, чтобы быть готовой. Я вспоминала то желание и рвение к учебе, к рисованию, к тому как мы пара за парой проводили время за мольбертами, а нас выгоняли на перерыв, дабы глаза не *замыливались*. А потом по окончанию шли домой, голова плохо работала, не обращая внимания на порой злых кондукторов и людей. А когда наступала зима, то темнело рано, и троллейбусы всегда забитые, и я по началу не понимала почему так. Почему летом больше места, и казалось бы меньше людей, а зимой нашествие тех самых. Преподаватель по рисунку открыл мне правду и величайший секрет. Зимняя одежда же! Люди больше из - за теплых свитеров, кофт, шуб, курток. Иногда я злилась, что толкали, били ногой по папке, или мяли бумагу, но я понимала, что сама еду в куртке, что сама при поворотах на кого- то наваливаюсь, и становилось проще переживать маленькую жизнь дороги домой. Бывало какая сидящая женщина предлагала взять на руки рулон только купленной бумаги, но когда это начали делать - всегда отказывалась,  со временем решила принимать помощь, доверять драгоценное другим, на время. Еще я вспоминала как работала до утра, пила много кофе, под включенную тихо музыку, да я даже термос себе в комнату брала и так проживала еще одну маленькую жизнь до утра, что - то клея, вырезая, читая, рисуя. Зимой вставать по утрам было сложно и грустно, но когда я сейчас вспоминаю все, то решаю отложить такие ассоциации. Все было прекрасно. Пар с труб всегда красовался на голубом небе, а по четвергам его особо было хорошо видно, ибо первая пара в 302 аудитории, чьи окна выходили на высоченные трубы завода. Вспоминала большие перерывы, большой стакан чая и вишневую слойку за четыре гривны, а иногда булочка с сыром и йогурт Машенька. Еще вспомнила прекрасных и добрых преподавателей, мне всю жизнь везет на учителей. С некоторыми мы  так подружились, что могли свободно общаться, рассказывать о своей жизни, о прошлых переживаниях и удачах, о грандиозных и не очень событиях. Давать советы, высказывать свои мысли, и я благодарна всему на свете,что у меня было это. Благодарна всему, что в определенные или скорее в неопределенные моменты жизни, мне встречались те люди, которые помогали решить, в каком направлении мне мыслить.
Помню хорошо зиму, наверно потому, что тогда больше хочешь тепла и уюта, а он был особенно тогда, когда приезжала в гости бабушка с дедушкой, не надолго, до вечера, Однажды нам задали от рисовать по черчению алфавит, идеально ровно, просчитывая каждую букву. В тот день они приехали, и бабушка начала уговаривать и убеждать меня, что все получится, что еще десятки букв не страшны, и я все смогу.Смогла. И момент этот навсегда отложился в голове.
Все было не так плохо, как я себе придумала уезжая. Будто отгородилась от хороших воспоминаний, не желая к ним возвращаться. Но именно в тот момент, во взгляде в окно, бездумном состоянии, я все поняла, и руки будто загорелись, задрожали. Наполнились всем хорошим, вспомнили как работали не думая о лени, а думая о целях. В тот момент меня будто облили приятной теплой водой, окутывая и согревая, и я почему - то испугалась, что люди поймут, те, что сидели и находились рядом, что они пойму мое озарение, мою глупую улыбку, и чем она вызвана, чем нашептана. Я начала бегать глазами, чтобы убедиться, что они не заметили, что никто не заметил моего счастья, моей радости, моего открытия, моей маленькой перемены ценить то, что было, и что есть сейчас. Не хотела разоблачения. Хотела поделиться со всем миром, и не хотела. Это мне напомнило момент из книги снова Дом в котором, когда Курильщик разоблачает все образы и подобия, всех сказочных и не совсем обитателей , но у меня все куда невинней. Всего лишь разоблачаю ту, кем я была и стала. Тогда мои руки  и впрямь загорелись. не знаю как это объяснить, но  поток всех сил с груди пошел в них, меня аж дрожь пробрала. Захотела исписать сотни страниц, изрисовать сотни белых листов, заполнить их, высыпать все, что только надумала.

И так весь вечер, ко мне лезли в голову картинки, которые можно нарисовать, или просто моменты, такие яркие, не отпускающие. Вот к примеру в метро, когда солнце уже садилось и так горело так горело, что если повернуть голову на право, то головы у людей были оранжево - красного цвета, только головы, лица. все остальное в тени. Или такая же цветом луна, на серо - синем фоне. Невозможно забыть.

К чему я все это ? Сама не знаю. Хотела высказаться, и донести самой себе еще и письменно, что я жива, и руки мои все еще могут быть сильны, и душа чувствует за границы времени.